ТРОПОЙ СВЯЩЕННОГО КОЗЕРОГА

Часть II. Восьмидесятые

Оглавление  Глава 5 |Глава 6 |Главы 9-11 |Главы 12-16 |Главы 17-18 |Глава 19  
|Глава 20 |Глава 21 |Глава 22 |Главы 23-24 |Главы 25-26 |Главы 27-28

 

23. Новые времена, новые планы

К 1986 году большинство членов нашего клуба уже сделало себе выездные документы на Запад, а кто-то из наиболее активных даже успел уехать, вслед за Мэтром. Прежде, чем отправиться — как тогда казалось, НАВСЕГДА — за пределы СССР, некоторые из наших людей решили еще раз пройтись по замечательным таджикским горам, да и вообще посетить на прощание этот чудесный край, с которым оказывались связаны многие "высшие впечатления". На первом этапе этого сезона, прекрасным солнечным днем в самом начале лета, я встретился в душанбинской Зеленой чайхане с Хайдаром-акой, Гюлей и Ясным Соколом, чье тайное имя было Сурча.

Последняя инсталляция на Кларе Цеткин. К этому времени коммуна на Кларе Цеткин уже практически прекратила свое существование. Там, конечно, еще периодически появлялись какие-то люди, но общего компанейского духа уже не было. Кая сказала "enough is enough" и уехала с мамой и обеими детьми на Дальний Восток, поближе к исторической родине. Каландар воспринимал все превратности судьбы стоически. Благо, инспирация художника его никогда не оставляла. В тот сезон он строил планы превратить свою квартиру в лотосовый пруд, для чего собирался выложить пол и стены керамической плиткой, чтобы потом запускать сюда воду — где-нибудь по-щиколотку — и лежать с чаем и кальяном на специальном островке в центре комнаты, под арчой, посаженной в специальную кадку. В воде должны были плавать лотосы, а может быть — и золотые рыбки.

Если театр начинается с вешалки, то квартира — с санузла. Здесь он был совмещенным. Каландар решил начать генеральную санацию своего жилища именно отсюда. Первоначальная идея состояла в том, чтобы немного передвинуть ванну, увеличив тем самым полезное пространство. Подручным выступил Хайдар-ака. В момент отрыва ванны от пола их обоих кидануло резко в сторону, тяжелое корыто ударило во внешнюю стену, вышибив несколько кирпичей из кладки на улицу. "Ну, что ж, так оно и лучше!" Каландар решил, пользуясь моментом, сделать окно во внешний мир, чтобы потом перенести ванну поближе к этому месту и принимать душ, глядя в окно.

Разбор кирпичной стены шел довольно быстро. Наверное, даже слишком быстро, ибо молодцы не заметили, как разобрали на окно почти всю стену, причем не ровно, а рваной дырой. Глядя со стороны, можно было подумать, что в дом попал снаряд. Ну, ладно, решили оставить косметический ремонт на потом. Занялись ванной. Еще раз рванули корыто вверх — кинуло в противоположную сторону. Теперь напрочь снесенным с корня оказался унитаз. А сама ванна, в конце концов, оторванная от стоковой трубы, тоже представлялась недееспособной. В конечном итоге весь санузел был почти полностью выведен из строя. Ванна, оторванная от трубы, не держала воды и пользоваться ей было дальше совершенно невозможно. На месте же унитаза оставалась узкая труба, в которую нужно было специально учиться попадать из разных позиций. Кроме того, все, происходящее в санузле, спокойно обозревалось с улицы и из окон горсуда сквозь пробой в стене.

План "Рохат". Я на этот раз обосновался на втором этаже розового домика за чайханой "Рохат", в пустующей квартире Саши Акилова. Чайхана "Рохат" стала нашим штабом, где разрабатывался генеральный маршрут. В основном мы заседали по ночам, когда чайхана закрывалась и пара дежурных чайханщиков расстилала курпачи для собственного ночного бдения. Мы свели с ними близкое знакомство.

К этому времени здесь уже можно было заказывать кофе, правда только порошковый, но все-таки! Я приходил с утра на кофе, днем — поесть, а к вечеру, после отбоя, подтягивались Хайдар-ака с Гюлей, Сокол, наши душанбинские знакомые и сессия начиналась. Тут можно было не просто пить чай и есть арбузы, но и купаться в мраморном фонтане. И все это — в магическом лабиринте массивной рельефной колоннады, под деревянными резными сводами, расписанными местными умельцами, как если бы это был волшебный дворец джиннов из сказок Тысяча и одной ночи. Чайханщики делали плов, и мы, после увеселительных и освежительных процедур, склонялись над картой Таджикистана, активируя воображение и интуицию.

Наконец, маршрут был согласован. Нам предстояло добраться до Джиргиталя, а оттуда, перевалив через хребет Петра Великого, выйти на Пашимгар, чтобы посетить Ишона, а потом — вниз до Тавильдары и назад в Душанбе. Хайдар-ака уже ходил этим путем вместе с Каландаром и группой эстонских прарапсихологов и худо-бедно знал тропу.

24. Джиргиталь-Пашимгар

Красный уголок. В Джиргиталь мы прибыли на белом УАЗике, пойманном по-пути из Душанбе. Вечерело. Спать мы остановились в местной гостинице, она же — чайхана, где суфы превращаются на ночь в кровати. Очень трогательным был дизайн этого мультифункционального общественного места. В Красном уголке, над суфой для самых почетных аксакалов местной джирги, висели классические портреты вождей и руководителей советского государства. Все в специальных рамках. Кроме того — цитаты вождей и руководителей, транспаранты, агит-плакаты на языках народов Востока и прочий антиквариат. Всё на красном сукне и бархате, с золотыми кистями. Цитаты из постановлений партии об общепите — на голубом фоне. Так сказать, цвет по чину. К услугам посетителей — горячие обеды, национальные сладости, чай. При желании — нарды. Сегодня, когда я пишу эти строки, Джиргиталь является одним из оплотов вооруженной исламской оппозиции. По логике вещей, теперь стены в этой чайхане должны быть обиты зеленым бархатом, украшены белыми флагами армии Пророка и увешаны портретами лидеров всемирного джихада. Нас встретили тогда очень гостеприимно. Накормили, обогрели, дали выспаться. На следующее утро я прикупил у старой киргизской бабушки буро-зеленые носки из натуральной верблюжьей шерсти, и мы встали на тропу.

Трудный старт. Мы находились на гигантском цветущем плато, к которому с юга подступала до небес высокая убеленная стена хребта Петра Великого. Попутный грузовик довез, практически, до того места, откуда нужно было начинать пеший подъем. Я вскинул на плечи рюкзак и чуть не присел назад на задницу. Мешок был набит чуть ли не вдвое больше обычного. Причиной перегрузкии являлись дополнительные пакетные супы, которые Хайдар-ака настоял взять с собой, как и дополнительные запасы другой еды — риса, малютки, орехов, сухофруктов. Сокол, помомо сухокорма, тащил с собой примус и бутыль с керосином, а сам Ака был вообще наргужен двойной семейной поклажей. В этот первый день мы прошли, наверное, шагов сто вверх склону, до ближайшего плоского места, и в изнемождении присели до следующего утра.

Бырс. На следующий день рюкзаки показались уже не такими неподъемными. Мы прошли до переправы на ту сторону реки, и потом еще пилили вверх часа четыре. Остановились в цветущем райском месте, с безумным видом на розовый хребет со снежным гребнем, среди зарослей роз, гранат и винограда. Сварили первые супы. Рюкзаки стали полегче. С утра нам предстояло преодолеть так называемый Бырс — движущийся ледник, пересекавший потоком в несколько сот метров шириной путь к нужному перевалу. Представьте себе медленно сползающую ледяную лавину, перемешанную с гигантскими скальными обломками и валунами. Всё это в постоянном движении: то там валун провалится, то тут сойдет сель, то здесь лед подтает и скала начнет переворачиваться, вызывая новый дисбаланс всех элементов вокруг. Переходить Бырс нужно было четко и быстро, не тормозясь на одном месте. Где-то за час мы его преодолели. Слава Богу, лед под ногами выдержал, камни не попроваливались по коварным трещинам и веревка не сорвалась с ледоруба. Сползало или до, или после нас. Таким образом, первое препятствие на маршруте мы прошли уверенно. К концу дню подошли ко второму.

Переправа. Этим вторым препятствием был бешеный горный поток, вырывавшийся из бокового ущелья, под углом, наверное, в 45°. Теперь оставалось ждать раннего утра, когда вода спадет и можно будет легче переправиться вброд. Другого пути не было. Однако, и с утра пораньше движение оставалось очень сильным, — при том, что поток, все же, существенно обмелел. Первым пошел в воду Сокол. Он очень локво нащупывал устойчивые места между валунами, выбирал отмели. Наконец, через пару минут он был на том берегу. При этом расстояние, требующее активного преодоления, равнялось метрам четырем-пяти, а максимальный уровень воды не доходил и до пояса. Сокол взял с собой конец веревки, так что теперь можно было навести мало-мальски элементарную страховку для остальных.

Следующим после Сокола в воду захотел пойти Хайдар-ака. Для верности — ибо масса у него большая — он пропустил страховочную веревку через свой армейский ремень. Затем ринулся в поток. Однако, пошел он не по маршруту, только что пройденному Соколом, а несколько правее. Там, видимо, был другой рельеф дна. Хайдар неожиданно провалился в воду по-горло, потом совсем исчез из виду, но руки его ясно держались за спасительный канат. Затем он вынырнул, хватанул воздуху, и начал с силой подтягиваться к берегу. Сокол ему в этом усиленно помогал, тащя всем корпусом канат на себя. В конце-концов, Ака, весь мокрый, выбрался на сушу. Оказалось, что поток сорвал его не только с ног, но и со страховочного каната, разорвав кожаный армейский ремень как гнилую вервь. После этого Хайдара от рокового смывания в водную пучину удерживала исключительно сила собственных рук. Мы с Гюлей держали свой конец каната. Ничем больше помочь не могли. По счастью, Аке удалось нащупать ногами устойчивую опору и постепенно, зацепившись за дно, выкарабкаться на противоположный берег.

Гюля после этого пользоваться переправой категорически отказалась, да и другие не советовали. Мы вдвоем отправились вверх по течению потока, где, примерно в часе ходьбы, нашли более узкий и удобный брод, а потом спустились к месту, где нас ждали попутчики.

Чертов палец. К вечеру того же дня мы пришли на странное место, представлявшее собой как бы гигантский желто-бурый цирк, периметром в несколько километров, в центре которого возвышался, подобно гигантской ступе, полукруглый холм с каменной шишкой и выходящим из нее вертикально ввер трехметровым шпилем. Этот шпиль — около метра в диаметре у основания и заострявшийся, словно копье, вверху — при ближайшем рассмотрении оказывался естественным выходом какой-то невероятной породы, сплошь испещренной маленькими, величиной с человеческий зуб, абсолютно правильными кубическими кристаллами железа. Глыбы, из которых состояла каменная шишка, также были сплошь испещрены железом. Некоторые кристаллики можно было с легкостью выцарапать из их гнезд, а потом я обнаружил, что ими засыпана вся округа. Обладая безукоризненно-гладкой поверхностью, железные кубики могли отражать солнечные блики, превращаясь в мириады сверкающих микрозеркал. Тогда весь пейзаж превращался в некую бриллиантовую россыпь, в центре которой возвышался указующий в небо перст Нового Кох-и-Нура. Но вообще-то это был самый настоящий Чертов палец — черный и тяжелый железный кол, одиноко маячивший в каменной безлюдной пустыне. О природной уникальности этого места могу только догадываться, но на психику оно производило впечатление совершенно убойное. Мы с Соколом соорудили у подножия шпиля по каменной мини-ступе, метра в полтора высотой, привнеся тем самым в первобытную нетронутость почти лунного ландшафта элемент человеческого измерения.

Перевал. От Чертова пальца мы шли несколько дней по каменной долине, абсолютно лишенной всякой растительности, Наконец, вошли в зону вечных снегов, подошли под перевал. Почти вертикально вверх уходила стена сплошного снега. С утра начали подъем. Минут через двадцать начался камнепад. С небольшими перерывами, то справа, то слева от нас, по замерзшей снежной корке проносились вертящиеся камни разной величины, от незначительной до весьма существенной. Теперь по обледенелой поверхности, на которой и так-то было сложно держаться без кошек, приходилось еще скакать, предупредительно уворачиваясь от гранитной картечи, не говоря уже о ядрах, пущенных прямой наводкой. Примерно на середине подъема угол склона резко увеличился, став, как виделось, почти вертикальным. Однако, снежный покров здесь был мягче и толще. В нем можно было протаптывать ступени и таким образом подниматься, как по лестнице, все выше и выше. Чуть дальше сверху, справа и слева от нас, нависали два каменных карниза, к которых периодически срывались новые камни, но до нас они уже не долетали. Зато началась новая напасть. Восходящее солнце начало топить снег на склоне, и вот уже под ногами побежали ручейки, что грозило сходом вниз всего снежного панцыря. Нужно было торопиться. Последние метры оказались наиболее сложными. Над самым перевалом ветром надуло отрицательные козырьки, нависшие над нами сюрреалистическими зонтами, скрывавшими небесный горизонт от прямого созерцания. Пришлось пробивать их ледорубами.

Пик Коммунизма. Прорвавшись наверх, мы вскарабкались на перевал и были поражены открывавшейся с него величественной картиной. Впереди перед нами, в белой туманной дымке, лежал густо заснеженный пик Коммунизма, с которого сползал вниз извилистым языком древнего окаменевшего титана ледник Федченко. И вокруг — тоже неслабые, запредельные колоссы! Наш путь, проделанный в течении последней недели, угадывался при взгляде с перевала на север. Каменистая, безжизненная Долина смерти представлялась с высоты высохшим руслом гигантской реки или марсианским каналом, прямым и широким. Где-то дальше угадывался желтый цирк Чертова пальца.

На самом перевале мы с удивлением обнаружили небольшое озерцо, наполненное ледяными глыбами. А также команду эстонских туристов, двигавшихся в противоположном направлении. Мы решили их разыграть. Туристы, по всей видимости, приняли нас за местных горцев, в пользу чего говорили наши чапаны, чалмы и платки с кинжалами. К тому же, я намеренно крикнул Хайдару несколько фраз по-таджикски, он мне ответил, и впечатление было полным. И тут я спрашиваю туристов на чистейшем эстонском языке: "Как дела? Откуда и куда?" Они сначала ничего не поняли. Я спросил еще раз. Постепенно до них доходит, что дикий горенц разговаривает с ними на их родном языке! Ну, понятное дело, шок, недоумение. Я им объяснил, что некогда служил в Эстонии в армии — там языку и научился. Преимущественно — через местных девушек. Всем история очень понравилась. Приглашали в гости, дали адреса. Мы держали марку. Объяснили, что идем посетить нашего пира — знаменитого в этих местах святого. На нас посмотрели с завистью. А затем команда моих земляков начала съезд вниз, прямо на задницах.

Мы же с Соколом не смогли удержаться от того, чтобы не соорудить на самом гребне очередную ступу из подручного материала. В почти двухметровый субурган мы поместили специальные мантры. Погода тем временем начала портиться, подул сильный ветер, и магическая линза с видом на Долину смерти скрылась за набежавшими со стороны ледника низкими серыми облаками. Двинулись на спуск.

Сфинкс. К концу следующего дня мы достигли места, которое мне живо напомнило вид древне-египетских Фив, как они изображались на одной старой романтической открытке. В рельефе окружающей среды угадывались пещерные храмы, но самым поразительным представлялась огромная статуя сфинкса на высоком прямоугольном постаменте, стоявшего на берегу священного потока. Лишь подойдя вплотную я понял, что сфинкс — это естественное творение природы. При взгляде на эту скалу с определенной перспективы возникала стопроцентная оптическая иллюзия лежащей на постаменте мифической фигуры. В этом также усматривался особый намек, может быть, даже более глубокий, чем это могло иметь место в случае наличия реального сфинкса, и даже в реальных Фивах.

Между тем, Хайдара в продолжении всего похода постоянно занимали две темы: джихад и пища. По мере того, как наши продовольственные запасы таяли, воображение Аки раздувало сцены безграничного пиршества в духе ордена господ: шашлыки под луком и соусом, шурпо-мурпо, виски с содой, коньяк с чаем и так далее. Однако, по мере одичания, кулинарные претензии обретали всё более рациональную конкретику. На нашем привале "у Сфинкса" уже не требовалось ни изысканных салатов, ни соды для виски, ни чая для коньяка. Произошло суровое опрощение. "Мясо-зелень-алкоголь" — такова была на этот момент жесткая гностическая формула пира богов.

Уступ. На следующий день мы подошли к критическому месту. Тропа, шедшая до сих пор по берегу, упиралась в огромный скальный уступ, вдававшийся далеко в воду. Чтобы двигаться дальше, было нужно каким-то образом преодолеть это очередное препятствие.

На этом месте Хайдар-ака уже однажды стоял с Каландаром, Хельдуром и еще парой эстонских коллег. Тогда Каландар, как первопроходец, отчаянно прыгнул в бурлящий поток и во мгновение ока скрылся за уступом. ЧТО его ожидало на той стороне — никто не знал, как и он сам. Следом прыгать никто не осмеливается. Вот так стоят, ждут. От Каландара с той стороны — никаких сигналов. Может быть, тоже ждет, а может — и снесло... Наконец, решили идти поверху. Часа четыре корячились на подъеме по неудобной сыпучке, а перехода на ту сторону все нет и нет. В конце концов, Каландар неожиданно появился на самом гребне, выскочив туда с другой стороны скального барьера. Он прыгнул с гребня вниз, навстречу компании, съехав по склону чуть-ли не на головы. Потом еще два часа, вместе со всеми, вновь брал эту высоту, оказавшуюся исключительно труднодоступной. Каландар рассказал, что как только бросился в воду, его тут же чудовищно закрутило и потащило на дно. Он тут же инстинктивно сбросил тяжелый рюкзак, выскочил на поверхность и в последнюю секунду как-то успел выйти из основного потока и причалить к берегу. Отлежался, понял, что другие за ним не последуют и полез навстречу группе на скалу. В результате этот уступ обошли, но это потребовало восьми часов тяжелой альпинистской работы без альпинистского снаряжения.

На этот раз у нас была с собой одна толстая и длинная капроновая веревка. Не считая ледорубов, на этом наша профессиональная экипировка заканчивалась. В любом случае, лезть можно было только ве'рхом, ибо о повторении водного опыта Каландара никто не помышлял. Ну, хоп! Мы начали восхождение двумя параллельными парами, как бы по двум желобам, разделяевшимся небольшим барьером. Хайдар-ака карабкался вслед за Гюлей, я — за Соколом. В какой-то момент, уже на высоте, наверное, где-то двадцатого этажа, разделительный барьер окончательно скрыл нас друг от друга, но общая цель — гребень скалы, с которого открывался переход на ту сторону — была ясна. Между тем, крутизна склона увеличивалась, а порода под ногами становилась всё более сыпучей. И тут мы слышим резкий крик Гюли, зовущий Хайдар-аку. Затем раздается шум сыплющейся вниз породы, а над этим местом встает невероятный столб пыли, смещающийся вниз. И тишина... Мне впервые в жизни стало по-настоящему страшно. "Пиздец!", — подумал я, но сам не поверил своим мыслям. Сокол тут же взлетел на разделительный барьер и замер там как вкопанный. Туда же бросился и я, ожидая увидеть наихудшее. Хайдар с Гюлей, в клубах пыли, жались к скале, находясь на одном с нами уровне. Значит — не съехали!

Выяснилось, что Гюля поднялась метров на пятнадцать выше Хайдара, но неожиданно сорвалась, поехав прямо на него. Тогда Ака воткнул в породу ледоруб, послуживший вместе с рукой тем самым тормозом, в который уперлись Гюлины ноги при роковом соскальзывании. Хайдару удалось сдержать своей массой динамику её падения, но ситуация вполне могла обернуться и по-другому. Я взглянул вниз. До "дна" — метров сто. Посмотрел вверх. Тоже не очень воодушевляет. Хайдар с Гюлей тем временем перебрались по горизонтали, с помощью веревки, в наш желоб. Гюлю знобило. Руки у нее были прямо ледяные. Это при тридцати по Цельсию в тени. В общем, мы сидели как мухи на стене. С той разницей, что не имели крыльев.

Ситуацию немного разбавило внезапное появление внизу, под нами, у самого основания скалы, небольшой группы туристов. Их было около десятка. Они постояли, минут пять посовещались, потом резко бросились вверх, на скалы. До нашего уровня они добрались минут за пятнадцать. Это была смешанная команда, половину которой составляли девушки. Самым забойным в группе был седой человек без ноги, вместо которой у него был деревянный протез. Он очень уверенно чувствовал себя на скальнике, словно ветеран-профессионал горной дивизии специального назначения. Дойдя до нас, группа остановилась. Дальше, как выяснилось, можно было безопасно подниматься только с помощью веревки. Один из скалолазов оперативно взобрался чуть дальше, вверх по склону, зафиксировал там конец, другой бросил вниз. Группа пошла дальше. Для нас это была гениальная возможность неимоверно облегчить собственное продвижение, воспользовавшись техническим инвентарем неслучайных "случайных" попутчиков. Мы встроились в линию между ними.

Скалолаз-первопроходец наводил перед группой веревочную страховку, держась за которую можно было легче сопротивляться ехавшей под ногами сыпучке. Постепенно доползли до гребня. Не могу себе представить, как бы мы это сделали одни. Но это было только начало. Теперь нужно было преодолеть вдоль хребта почти вертикальный участок, метров в шесть длиной. Первопроходец ловко перебрался на ту сторону по самому гребню, но это было бы невозможно сделать для остальных, груженых рюкзаками. Чего, впрочем, и не требовалось. Главное — была навешана спасительная веревка. Держась за нее, группа, друг за другом, преодолела опасный участок. Я шел последним. Прежде, чем ступить в "пропасть", я ослабил узел, которым крепилась веревка на моей стороне участка, чтобы ее можно было потом сдернуть с коряги и взять с собой. Я уже было прочти преодолел весь отрезок, но поскольку веревка была ослаблена, оказался ниже того уровня, когда можно было бы самостоятельно выбраться на той стороне. Впрочем, меня собирались выдернуть державшие в своих руках другой конец веревки скалолазы. В этот момент мне навстречу почему-то прыгнул Сокол. Он повис на мне, веревка резко дернулась и сорвалась с коряги на той стороне, и мы повисли, как в приключенческом фильме, болтая ногами в неощущаемой пустоте.

Слава Богу, скалолазы нас быстро вытащили наверх. Быки они были — что надо! Однако, одним легким испугом мне отделаться не удалось. Кожа в "седле" между большим и указательным пальцами на правой руке оказалась разорвана дернувшейся веревкой. Я видел белое мясо, но крови почему-то не показывалось. Вероятно, шоковая реакция организма. По счастью, у меня в кармане лежал хороший шарик мумия. Об этом была моя первая мысль. В считанные секунды я достал препарат и, приложив к пластырю продолговатую черную лепешку, заклеил рану. Боли почти не почувствовал. Так, легкое пощипывание. Через два дня снял пластырь. Рана не только зажила, но даже рубец почти не прочитывался, белея бледной жилкой. Таковы феноменальные свойства этого горного экстракта. Но это было только через два дня, а пока нам предстояло двигаться дальше, ибо уступ еще не был преодолен полностью.

Теперь предстояло спуститься по закрепленной веревке вниз, по вертикали, метров на двадцать. Спустились. И оказались на каком-то скальном островке, с которого нужно было каким-то образом перебраться через ужасную расщелину на соседний скальный массив. Здесь опять первопроходцы навесили веревку, держась за которую я, прилипая к стене, как таракан переполз через опасный участок, чтобы... оказаться на краю новой пропасти! Тут, однако, ситуация была гораздо менее драматичной. В принципе, теперь требовалось лишь спуститься по довольно крутому склону, метров на десять, вниз к реке. И опять помогли веревки, хотя при желании уже можно было обойтись и без них. Оставалось разбить палатки, разложить костер и кайфовать за ужином, наслаждаясь закатом в горах.

На следующий день мы внимательнее присмотрелись к своим спутникам. Это была странная команда, часть которой составляли сибирские великаны, а другую — уральские карлицы. Сибиряки были таких габаритов, что на их фоне даже Хайдар-ака — мужчина крупный, весом на центнер — смотрелся как жалкий пигмей, ну а мы с Соколом, вероятно, воспринимались в сравнении с ними просто как человекообразные мартышки. Зато коренастые пермские девушки были даже мне по-плечо. Тем более удивили они меня, когда одной из них я вызвался поутру пособить с рюкзаком. Девушка развернулась ко мне спиной, я рванул с земли ее шарообразный баул... и у меня чуть не выпала грыжа. Это был тяжелейший рюкзак, который мне когда-либо приходилось держать в руках!

— Сколько же он у Вас весит?
— Да так, килограммов пятьдесят!

Почти у цели. Последнюю ночь перед Пашимгаром мы провели перед очередным боковым притоком широкой реки, вдоль которой мы следовали начиная с самых верховий. Приток был настолько сильным и глубоким, что его, как казалось, если и можно было перейти — то исключительно в самые ранние утренние часы, когда напор воды в русле спадает. Мы так и двинули часов в пять. На всякий случай все взялись за веревку, зашли в воду. По счастью, её было максимум по-пояс, а сильное течение можно было выдержать благодаря относительно ровному дну, на котором хорошо держались ноги. Это оказалась последняя переправа на маршруте. Прошли еще пару часов. Долина стала совсем широкой, впереди лежали голубые горы с белыми вершинами — верховья Оби-Хингоу. На месте слияния нашей реки с Оби-Хингоу мы повернули направо. До Пашимгара оставался час пути. Мы присели отдохнуть и привести себя в порядок. Искупались, постирали вещи. Хайдар-ака аккуратно подбрил бороду, доведя ее до безукоризненно-канонической формы. Гюля заплела таджикские косички. Ну, теперь можно и к ишану!

Пашимгар. Наконец, на фоне священной долины Оби-Хингоу показались крыши Пашимгара. Ишони Халифа встретил нас на пороге своего дома. Невысокий убеленный старец, с большой бородой, похожий на нашего эстонского Мэтра. Причем, похож не только внешне, но и веселой, непринужденной манерой общения, и даже просто своим человеческим полем. Об этом, кстати, уже давно говорил Каландар. Впервые приехав в Эстонию и посетив Мэтра, он сказал, что тот похолж на ишана.

Нас пригласили к дастархану. Поели, попили, оттянулись. Завязалась непринужденная беседа. Ишан рассказал, как во время Второй Мировой оказался в Германии. Бывал в Берлине. Сокол, недавно женившийся на немке и собиравшийся вот-вот отваливать за Железный занавес, полагаясь на немецкий опыт ишана, спросил: "Интересно, изменились ли немцы со времени окончания последней войны, или же всё осталось по-прехнему?" Тот посмотрел на него и юмористически-назидательно произнес: "Жаба — всегда жаба, змея — всегда змея, немец — всегда немец!" Потом Хайдар-ака долго разговаривал с Халифой по-таджикски о символизме деревьев и особенностях растительного мира в общей иерархии космической жизни: "Пища есть всё", — говорят одни. Это не так, ибо поистине пища портится без дыхания. "Дыхание есть всё", — говорят другие. И это не так, ибо поистине дыхание иссякает без пищи. Однако оба эти сущности, слившись воедино, обретают высшее состояние.

С ветерком до Тавильдары. Мы весь день провели в Пашимгаре, оставшись ночевать в дому у ишана, а на следующее утро один из его сыновей взялся отвезти нас на грузовике аж до самой Тавильдары, до которой было отсюда километров сто. Мы погрузились, сели еще какие-то люди, и в путь! Проехали поворот на Хазрати-Бурх. Очень хотелось, пользуясь моментом, еще раз посетить эти места, но в Душанбе должны были прилететь Ирина, Вера и Татьяна, которых требовалось встретить в аэропорту. Се ля ви! Проскочили Лянгар. Я взглянул вверх, на арку мазара Хазрата Аллоуддина, наполовину сткрытую густым арчовником. Интересно, там ли сейчас Ашур? По пути к нам в кузов подсело еще несколько человек. Грузовичок с ветерком нёсся по ухабистой горной дороге, подбрасывая публику на неровностях и заваливая всех на борт при разворотах. Один молодой таджик предложил успокоительное. Раскурили, расправили крылья... Попутно молодец рассказал следующую историю:

— Служил я как-то в Афганистане. Там мы шишки на хлеб у местных меняли. Сорт такой, что можно упасть! Как покуришь — такое чувство, что сердце останавливается. Короче, чтобы мотор работал, надо постоянно двигаться. Курнул я этого дела по первому разу, чувствую — умираю. В натуре! Что делать? Ну, я — на спортплощадку, и давай по кругу бегать. Бежишь — сразу хорошо становится! Вот так я бегаю и бегаю, не могу остановиться. Выходит офицер, кричит: "Ты чего?" Я подбегаю к нему, а остановиться — не могу! Отдаю честь, продолжая бег на месте: "Товарищ лейненант, занимаюсь физподготовкой!" А на меня уже все пялятся, стебутся! Хорошо, лейтенант оказался молодой, не просёк!"

Тут в разговор вступает другой молодой таджик, тоже, как выясняется, служивший в Афгане:

— Ха, ты еще, джура, легко отделался! Вот у меня история была! Короче, стою на посту, подходит кент: Ну чё, курнем?" Ясное дело! Забили, дернули. Зацепило, повело на стеб. Ну, мы стоим, хохочем так, что ноги подгибаются! В этот момент появляется старшой. "Как, употребление наркотиков на боевом посту? По законам военного времени — расстрел на месте, без суда и следствия!" И тут же говорит моему кенту: "Арестовать нарушителя!" Тот охуел, но чувствует, что не до смехуёчков. И, представляешь, забирает у меня оружие, наводит ствол прямо в лицо: "Кругом — марш!" Блядь, я охуел! Короче, появляется рота автоматчиков, меня ставят прямо к стене, старшой командует: "Заряжай, целься..." Тут я чуть не обосрался! В натуре! Хорошо, желудок был пустой, похвавать еще не успел. Как щелкнули затворы — думаю: "Ну, всё, поехали!" А главное — укурен в хлам и непонятно, что дальше-то делать, как реагировать? В общем, стою как баран под ножом. В последний момент старшой дал отбой. Оказалось, шутки у него такие!"

Мы все передохнули, но впечатление от истории, действительно, было сильным! Тут Хайдар-ака, думавший всё это время, видимо, о чем-то своем, говорит: "Нет, когда вернемся в Душанбе, самым оптимальным вариантом будет просто хороший кирпич чистого мяса, без ничего, и бутылка коньяка!"

E-mail:guzman@bk.ru

Web-site of Vladimir Guzman — a freelance journalist, independent author and translator. For personal use only. The Guzm@nMedia is not responsible for the content of external internet sites. Сайт Владимира Гузмана — свободного журналиста, независимого автора и переводчика. Исключительно для личного пользования. Guzm@nMedia не несет ответственности за содержание других сайтов — © Guzm@nMedia. All rights reserved. Все права защищены